На нас смотрят Звезды - Игорь Крымов

Ведь всем известен круговорот воды в природе. Выпаренная из океанов она дождем окропляет сушу, смывая всю грязь произведенную человеком, обратно в океан. То есть потом в конечном счете изгаженные, униженные и поруганные ее дети возвращаются в лоно своей большой матери, где она пытается их отмыть и очистить, выслушивая их миллиардные жалобы. Представьте себе, что испытывает мать.

И великая мать – вода начинает собирать свои силы, чтобы защитить своих детей, что бы уничтожить источник их опасности. Ни чего, что человек построил дамбы в Дарданеллах. Уже с обратной стороны этих дамб текут ее переполненные от обильных дождей реки, и она – мать все равно защитит себя и своих детей.

Эти мысли пронеслись у Ивана лишь за мгновение, когда с Ангелом на руках он перешагнул коммингс входной в надстройку двери. Там ее робкую он и поставил на деревянную палубу.

– Это не то что ты думаешь, – сказал Иван вахтенному матросу Андрею Тункину, который не заметно для Ангела пытался показать одобряющий жест, свернув кулак правой руки с вытянутым вверх большим пальцем.

Марина ни когда еще не ступала своей ногой на палубу настоящего морского судна. С нижней палубы механиков слышны были голоса и валил сквозняком легкий сигаретный дым. Этот дым змейками медленно тянулся вдоль подволока, но быстро впрыгивал в круглые потолочные диффузоры, всасываемый мощной вытяжной вентиляцией Эти голоса снизу не были отчетливы и различимы на фоне какого то всеобщего шума и гула, исходящего сквозь переборки машинного отделения.

Часами Марина могла наблюдать с набережной, как вдали караванами торговые суда красиво и тихо плывут по Керченскому проливу. А здесь старый, пропитанный никотином пластик добавлял в ее душу нотки разочарования. Но все ровно ей было очень интересно и с неудержимым желанием ей хотелось все осмотреть. Но Иван, зная строгий характер своего капитана, поскорее спрятал ее в каюту.

Он сразу пожалел о том, что как настоящий кавалер пропустил даму вперед – теперь в узком проходе он пытался быстро стянуть с натянутой у иллюминатора рыболовной лески, свое нательное белье, сушившееся после стирки. Процесс немного задержался, так, как пришлось сдергивать несколько раз из за крепкой прищепки, подаренной ему боцманом Савиным.

– Прости, – пытался он отвлечь ее внимание, – у меня не убрано.

– Ни чего, – быстро ответила она, – я не принцесса на горошине. А к мужскому белью я привыкла, ведь у меня есть старший брат и отец, а маме я всегда помогаю. Я знаю как не легко отстирать эти пятна.

Она умышленно сделала ударение на ЭТИ. Получилось неловко. Так, что Иван почувствовал тепло от того, как побагровели его щеки.

Здесь внутри каюты было тихо, но все же гул был, среди которого иногда выделялось цоканье компрессоров и временами жужжание включающегося гидрофора пресной воды. За переборкой из соседней каюты доносились ритмичные скрипы и стуки, потом глухие сладострастные стоны и потом тишина.

– Прям какой то дом терпимости, – с испугом не ловко пошутила она.

– Не обращай внимание, – сказал Иван-,это электромеханик со Светой обычная нормальная морская практика.

– Со Светой? – её прекрасные глаза вопросительно посмотрели на него, словно за переборкой сейчас была ее сестра Света.

– Да, – сказал Иван, – не волнуйся Марина, так зовут его жену. И вообще это всякого рода народные сказки, что моряк имеет в каждом порту жену. Да если честно сказать моряку просто некогда. Даже реальные жены иногда становятся помехой для отдыха, когда при напряженной работе приходится выкраивать хоть пару часиков для сна.

– Ааа, – многозначительно протянула она, все равно не веря в то что им было сказано.

– Нет правда Мар, – спешил он ее уверить, – это на картинке, или в рекламном ролике красиво судно идет разрезая форштевнем волну. На самом деле нужно уйму времени потратить чтобы приготовить каргоплан, посчитать остойчивость, спланировать переход, составить вояж-план, подобрать карты и пособия, сделать корректуру, принять груз, описать груз его количество и качество, откатать балласт, замыть и зачистить трюма, сдать льяльные воды, принят воду, топливо, продукты и снабжение. А здесь нежданно всякие инспекции, пограничники, таможенники, санитары, пожарники, зеленые, потом порт-контроль, аудит компании или регистр…

Он замолк в изумлении от того как Ангел, запрыгнула на его кровать и скрестив по турецкий свои изящные ноги, демонстративно загибала на своих руках пальцы, считая все его перечисления.

– Вот! – она выбросила вперед обе пятерни веером дважды, – более двадцати позиций.

– Это не просто воот, – возразил Иван покручивая кистями рук своих как это делают в цыганских танцах, – Когда это касается твоей безопасности, твоей работы и твоей карьеры. Когда как дамоклов меч со всех сторон грозят штрафами и увольнением. Когда эти наглые сволочи реально отбирают у тебя твои нервы, здоровье и в конце концов деньги. Реальные деньги из реального твоего правого кармана.

– У меня нет денег в правом кармане, – с грустным видом сказала она.

– Извини Ангел, я это образно сказал, всегда завожусь, когда заходит разговор про негодяев.

А это мысль, – подумал Иван, – наверно стоить наполнить ее правый карман. Не гоже быть Ангелу и без денег. Но как это будет выглядеть? И согласится ли она? Если она согласится, тогда вся сказка пропала- подумал он. Хотя и судить то ее не за что. Когда то в лихие девяностые здесь же в Керчи одни родители привезли на борт свою дочь- бред какой то. А может и нет- ведь съедали же детей своих во времена голодомора, в сравнении с этим продажа своего тела вовсе и не грех получается.

– Ладно Маар, – сказал Иван, – ты, прошу ни куда не выходи а я мигом на камбуз.

– Кудаа? – она спросила с таким испугом, будто боялась потерять его навсегда.

– На камбуз Маар, – повторил Иван.– то есть на кухню, по морскому называется, и не спорь пожалуйста. Никаких само отводов я не приму.

Своим жестом вытянутой вперед правой руки, он показал свою решимость и что спорить с ним, будет бесполезно.

Покидая каюту он слышал тихий и расстроенный голос Ангела -… самоотводов, камбуз, не приму… хм…?

Иван неудачно загремел посудой, когда торопился собрать что осталось. Торопился не потому, что пару соток долларов открыто лежали в его шкафу и не потому что календарь с голыми девками продолжал висеть на переборке над его столом. Просто он уже не мог жить и минуты без этого взгляда и без этих глаз. Без этой улыбки растянутых и сладких губ. Без льняных волос ниспадающих из под косынки. Без этих теплых и нежных рук, и этих изящных башен ног уходящих под небесный кружевной купол ситцевого платья.

Роясь в холодильнике, он почувствовал растянувшуюся улыбку на своем лице от таких сравнений и воспоминаний.

– Что? Там не покормили? А? – это был голос повара.

Людмила Федоровна не молодая, пышная как и положено хорошему повару женщина, пришла работать на флот из приемной начальника Херсонского морского торгового порта Тутушкина Юрия Ивановича. Там она временно подменяла секретаршу красавицу Иру, ушедшую в декрет для рождения ребенка. А до этого Людмила долгое время работала поваром в детском саду номер один. Поэтому, не смотря на скромный по деньгам рацион, ее блюда удивительным образом оставались всегда вкусными и питательными. Она была одна женщина на борту, и каждый старался с ней обходиться бережно и деликатно.

Из за значительной разницы в их возрасте Иван не мог судить о красоте этой скромной и доброй женщины. Но судя по огромным очередям грузчиков в турецких портах, ожидавших хоть на мгновение увидеть луналикую блондинку на борту украинского судна, то наверное да, она была красивой.

Может в силу того, что мусульманские критерии женской красоты заставляли их часами сидеть и со слюнявым выражением лица пытаться увидеть хоть часть этой заморской красоты сквозь стекла маленьких круглых судовых иллюминаторов. Когда это все надоедало кому то из членов экипажа, тогда и начинались всякие подколки на ломаном турецком, типа.

– Эй чего вылупился да слюни пускаешь или джёк гюзэль (очень красива)? – кричали им.

– Ой джёк гюзэль! Ой джёк гюзэль! – отвечали усатые загорелые лица, качая от восхищения головой и слизывая языками свои губы.

– Би тана Башка йокма (одна такая, больше нет) – продолжали шутить наши моряки.

– Вай джёк гюзэль, — продолжались ликования у борта.

– Эвет, тузла бешь килограмм (да, попона пять килограмм), – показывая тыльную часть ладошки с распятыми пальцами, сами прикольщики громко заливались смехом.